-Андрей Львович, Вы долгое время работали в Капланкырском заповеднике. В 80-ые годы там проводилась обширная работа по реинтродукции кулана, вида который к 1940 году сохранился только в Туркмении – всего 250 голов. Создание в 1941 году Бадхызского заповедника спасло его от вымирания. Каковы результаты этой работы? Сформировалась ли устойчивая популяция в Капланкыре, и если да, что стало с ней в последующем?

Действительно, наш заповедник на севере Туркмении находился, а куланы все к тому времени находились на юге, это была популяция в Бадхызе в основном, довольно крупная, и, по моему, что то было в Меана-Чаачинском заказнике. Я могу сейчас путаться по датам, по количеству, потому что времени прошло много. Это реинтродукция на нас обрушалась внезапно, мы коллективом заповедника считали, что не готовы, но начальство приказало и, в общем, нас изнасиловало в хорошем смысле.

Первую партию куланов доставили на вертолетах из Бадхыза, по-моему, 10 голов. Ее выпустили на полуостров Куланлы, то есть уже в названии этого полуострова были куланы.

— Это на берегу Сарыкамыша?

— Это Сарыкамышское озеро, большой бессточный водоем. И вот туда их привезли, полуостров довольно большой площади, достаточный для этой кучки куланов. Его перегодили сеткой, отрезали от материка. Однако случился шторм, и, конечно, куланы оттуда свалили. Часть из них ушла на материк, но некоторые ломанулись на север, и одного куланенка нашли в итоге на острове погибшего. Сколько ушло на материк, сколько на север уплыли — точно сказать невозможно.

Следующий вольер строили уже на относительно  небольшой площади, где то два гектара, на берегу Сарыкамыша, там уже сетка была со всех сторон, мы там дежурили. Но там к зиме часть куланов стали просто дохнуть от холода, потому что холодный пронизывающий северный ветер, спрятаться им негде, сбиться в кучу — их слишком мало было, и, в общем, начали они умирать, и было решено открыть вольер, и тоже большая часть из них ушла.

И третий завоз был опять же на Сарыкамыш, но там их уже поместили в каньон Мергенашан, там уже защита ветровая была, там я уже не присутствовал и какие там условия были, я не знаю.

Вот так вот все-таки за три завоза смогли создать стадо, которое уходило дальше, Каракалпакию, вдоль восточного чинка Устюрта, и на север Сарыкамыша К тому времени, как я уезжал из Туркмении, в заповеднике я к этому времени не работал уже давно, но связь держал, и знакомые егеря, лесники рассказывали, что куланы есть, держатся несколькими группами, в целом популяция сформировалась.

— Приблизительно, какова общая численность была?

— Трудно сказать, у меня нет точных данных, но их, по всей видимости, было не меньше 30 голов и не одна группа. То есть, в принципе, они были достаточно жизнеспособны, условия неплохие, они адаптировались.

Несмотря на большие потери изначальные, от погодных условий в частности, операцию провели и создали популяцию на севере.

— По Вашему мнению, возможно ли возродить гепарда в Капланкыре, который ныне у нас вымерший вид, ведь регион обширен по площади и не имеет постоянного населения. По некоторым данным, Капланкыр был последним регионом, где он встречался.

Возможно, в Иране гепард еще сохранился, потому что там на севере достаточно приличная пустыня, охрана в Иране в те времена была довольно жесткой, с браконьерами не церемонились. Что у них сейчас, я сказать не могу, потому что для гепарда важно не прямое преследование, а подрыв кормовой базы. Гепард исчез именно из-за того, что охотились на его основную добычу. В 60-ые; 70-ые годы геологические экспедиции, которые ездили по всей территории, у них было оружие огнестрельное и много бензина, и, в общем, они били джейрана целыми машинами, меняли в колхозах на водку, а колхозы сдавали эту джейранатину, разделанную и освеженную, под видом плановой баранины. И таким образом за несколько лет подорвали численность, популяция разбилась на несколько частей, оторванных друг от друга, каждая из которых насчитывала примерно тысячу-две особей. В некоторых местах его выбили полностью. На зайцах, конечно, гепард прожить не может, и не каждая охота у него бывает успешной, поэтому просто из-за голодухи он вот так просто исчез.

— Если все- таки воссоздать кормовую базу, возможно его возрождение?

— Я предлагал гепарда изначально для заповедника символом заповедника, а потом гепард был у нас символом Дашогузского экологического клуба. Потому что восстановление гепарда подразумевает восстановление среды обитания гепарда. Это значит, что нужно восстанавливать растительность, а она во многих местах была уничтожена, восстанавливать возможности миграции для животных, для тех же, например, джейранов, для сайгаков, восстанавливать архара. В целом  на больших территориях восстанавливать природную среду, достаточно богатую, и вот потом уже в эту восстановленную среду можно было заселять гепарда, хищника, который мог бы там существовать.

Что то подобное удалось сделать, точнее проводилось с леопардом переднеазиатским, и Туркменистан в этом участвовал, ловили леопарда и при участии WWF и Путина, когда ему это еще было интересно, пытались создать популяцию леопарда на Кавказе.

А с гепардом там хуже, потому что территория пустынная, и в основном жизнь вокруг водопоев, но те водопои, те каналы, которые были там наделаны, перерезали Каракумы, они сильно осложнили пути миграции, хотя добавили воды, но опять же добавили и паразитов.

То есть это такие вещи, резкие такие перемены, которые имеют значение, такое резкое, катастрофическое. А поскольку эти изменения происходили быстро, то у нас не было даже шансов, чтобы подойти близко к задаче восстановления гепарда.

— В последние годы в Казахстане активно обсуждают тему реинтродукции туранского тигра, в том числе на самом высшем уровне. Может ли для властей Туркменистана вообще интересен быть вопрос возрождения гепарда, к примеру, хотя бы в имиджевых целях?

Очень трудно сказать. Дело в том, что такие задачи не могут решаться внутри одной страны. Того же гепарда, к примеру, взять просто негде в Туркменистане, его там нет. Это значит, надо договариваться с иранцами, надо проводить какие то серьезные встречи научные, с участием специалистов из разных стран. И насколько Иран к этому готов, я не знаю, хотя там еще во времена шаха наука академическая была сильна и природоохранные настроения довольно сильные. Но там тоже меняется, и меняется не всегда в лучшую сторону.

Но в Туркменистане была разрушена собственно наука академическая. Она сначала была лишена финансирования, а затем Ниязов просто волевым решением, нафиг вы такие нужны, просто ликвидировал академию наук. И ученые, кто разъехались, кому было куда пристроиться, кто просто состарился и умер. И сейчас там очень небольшая прослойка ученых-полевиков, на что они способны, я, честно сказать, не знаю.

Научные отделы заповедников, которые были в те времена такими лабораториями природоохранными и могли сообща такие задачи решать, они тоже ослабли очень сильно, и те сотрудники, которые там сейчас остались, дай Бог, чтобы они хотя бы прочитали и поняли, что успели наработать до них. Чтобы хотя бы Летописи природы, написанные на русском языке, они могли понять. А уж могут ли,  например, читать статьи на английском языке, а наука сейчас в основном вся ушла в английский язык, это трудно сказать.

Что касается этих вещей, то инициативы в Туркменистане  не поощряются, как правило, и какие то группы инициативные, неправительственные организации, полностью задавлены там, сначала при Ниязове, а потом уже добивались при Бердымухаммедове.

Сам Бердымухаммедов не является каким то крутым природоохранником, некоторых животных он любит, скажем, лошадей, но кошек и бродячих собак он ненавидит, и их всех истребляют, так чтобы ему на глаза не попадались. Чтобы у него была какая то особая любовь и чтобы он захотел гепарда восстановить, как символ Туркменистана, маловероятно, и я не знаю, кто бы мог ему эту идею подать.

Всемирный фонд дикой природы, который там работал успешно, в частности про программе восстановления леопарда,  был полностью от туда изгнан, прекратились работы совместные, и некому, собственно, на международном уровне этим заниматься.

— Приблизительно, когда WWF ушел из Туркменистана? Потому что еще в конце 90-ых, в начале 2000-х они вроде активно работали.

Они работали где то вплоть до 2007-2008 года. Как раз к тому времени, когда я уже уезжал, их тоже изгоняли. Тоже такое добивание общественных организаций.

— Несколько лет назад в соседнем с Капланкыром Мангышлаке впервые за многие десятилетия стали встречать переднеазиатского леопарда, который видимо, мигрирует с Туркмено-хорасанских гор. Как Вы думаете, возможны заходы леопарда в Капланкыр или даже формирование местной популяции?

Леопард может зайти максимум на Балханы. То есть, в какие то годы, не знаю, по каким причинам, может просто в силу желания расселяться, он может с северного Копетдага пройти на Балханы, теоретически, просто в качестве разведки, на короткое время, но дальше по песчаной пустыне, глинистой пустыне, абсолютно для леопарда не комфортной, не пригодной, никуда он на север не пойдет.

— А как Вы считаете, как он тогда мог попасть в Мангышлак? В казахских СМИ фотографии публиковали убитого леопарда.

Это скорей всего фейк. Дело в том, что уже после переезда в Россию у меня, например, была экспедиция в Казахстан, Устюртский заповедник. Мой друг Марк Пестов до сих пор там работает, участвует в исследовательских работах по Казахстану, как раз в тех местах. Я эту часть Казахстана  посмотрел своими глазами в прошлом году, съездил туда, машину заказал, съездил на север. Там нет никакой кормовой            базы, близко даже для леопарда, просто вот никак.

— А сайгаки, они, правда сезонные …. С ними тоже все плохо?

С сайгаками очень плохо везде. Их выбивают, выбивают активно, в основном на рога. Вся эта продукция контрабандой идет в Китай. Китай, таким образом, высасывает, как пылесос,  самых ценных животных. Это и в России происходит, это происходит в Казахстане. Там еще сайгак есть, но сайгак — это мигрирующее животное, и это не добыча леопарда. Леопард работает в горах, по горным видам. Ну, в крайнем случае, может задрать корову. Но за сайгаком он гоняться не будет.

— Согласно картам, размещенным на официальном сайте Министерства охраны природы Туркмении, границы Капланкырского заповедника существенного изменились, в сравнении с 90-ые годами. Большая часть прежней заповедной территории лишилась этого статуса, и наоборот, новый заповедный участок  вместе с прежними заказниками создан в акватории озера Сарыкамыш. Известно Вам, с чем это связано? По сути, изменилась специализации заповедника, по занимаемой площади большая часть теперь приходиться на водно-болотные угодья.

Это происходило во время нашей работы, когда заканчивал работу наш состав научного отдел, это начало девяностых годов. Вот тогда под давлением местного населения Ниязов начал раздавать заповедные земли. И появилась такая идея, давайте от Капланкырского заповедника юг отрежем, а север значит, где в основном держались архары и рельеф такой более менее, ну там неплохие места в принципе, хотя, конечно, это пустыня, глинистая, они по сравнению с песками более бедные. А тогда уже существовала два заказника, как раз к северу от этих заповедных территорий. Это Сарыкамышский заказник и второй был, вот чёрт, я забыл его название …

— По руслу Шахсенема наверное

Совершенно верно, Шахсенемский заказник. Вот их пообещали перевести там уже не на режим заказника, а в заповедный режим. В итоге забрать забрали, а добавить ничего не добавили. Мы предлагали еще несколько участков на территории северной Туркмении под заповедание или организацию памятников природы или заказников. Но ничего из этого при нас принято не было.

— Как Вы думаете, с чем связана организация в Каракумах заповедника Берекетли Каракум в 2013 году? Вроде там нет чего-то приметного. Вы к этому времени уже покинули Туркменистан, но, возможно, в курсе темы.

Нет, я там пропустил, надо смотреть, что делали. На самом деле это соответствовало плану развития заповедных территорий, который составлялся при нас и с нашим участием. Скорее всего, это по руслу Унгуза, и, собственно, мы и предлагали этот вот Унгузский участок под заповедание. Дело в том, что заповедник вообще-то — это не участок, где должны сохраняться какие то особо ценные объекты, это не участок для того, чтобы наращивать численность там куланов, архаров или еще кого-нибудь. Основной смысл заповедания, именно в туркменском понимании: заповедник — это лаборатория под открытым небом. Сам по себе заповедник, как учреждение, здесь надо понимать, двойной смысл, это региональный научный центр по охране и воспроизводству экосистем. А вот территория с заповедным режимом, где запрещен вход, где запрещены любые хозяйственные  работы и любые регулирующие мероприятия, — это участок, на котором обеспечивается только фоновое воздействие антропогенного, прямое воздействие там исключается. Для чего? Для того, чтобы знать, как протекает природный процесс без участия человека. Это лаборатория, основной продукцией которой является научная информация. Не горы джейранов или куланов, а  именно эта вот информация.

Она должна анализироваться, сравниваться с другими ключевыми участками, где есть разные варианты антропогенного воздействия, и вот в этом случае, сравнивая эти вещи, мы начинаем понимать возможности восстановления, лимиты изъятия каких-либо ресурсов, как это все реагирует на различные погодные кризисы, особенно в условиях изменения, ухудшения, я бы сказал, климата, это особенно важно.

Например, мы наблюдали, нам «повезло», в 1986 году была катастрофическая засуха на севере Туркменистана. Обычно там в среднем 200 мм осадков, а тогда за год выпало что то в районе 60, и то оно попало не в сезон. И мы вот своими глазами наблюдали, как разные виды, сообщества приспосабливаются, как они переживают эту засуху. Это очень важная информация.

— Андрей Львович, касательно засух. В последние десятилетия частота засух в Туркменистане рекордно увеличилась за весь период наблюдений за погодой. Бывают периоды, они происходят почти подряд, как это было в 90-ые годы. Как они влияют на природные сообщества и на отдельные виды в частности?

— Ну, иногда они влияют просто катастрофически, просто был вот вид и нет его на больших территориях. Поскольку я герпетолог, я наблюдал за ящерицами, за змеями, за прочими мелкими животными. Поселок Шахсенем, где у нас был стационар, там эфа жила на мелкогрядовых песках, а кобра жила на крупногрядовых. И они вот как то рядышком существовали, друг друга не трогали. Во время засухи кобра голодная пошла туда, ближе к воде, к эфе, на мелкогрядовые пески и всю эту эфу прикончила. Просто сожрала. И вот была постоянная популяция эфы с высокой численностью, а что он нее осталось — я даже не знаю. Но она уже не определялась, чтобы можно было на маршруте пойти и кого то  встретить. А кобра выжила. И она не только выжила, она еще переместилась в другой биотоп. Это вот только один пример.

— И в продолжении разговоре о климате. Мы сейчас переживаем процессы резкого изменения климатических условий. Средние температуры растут круглый год, как зимой, так и летом. В Туркмении увеличивается частота периодов сильной жары.  Как на это реагирует животный и растительный мир?

На самом деле, вот та фауна, которая привычна к экстремальным температурам, они уже давно приспособились, и даже вот 40 дней такой жары, если они не случились в январе (смеется), то большинство животных выдержтвают, потому что летом переходят на ночной образ жизни.

— То есть, такого значимого воздействия нету?

Да, эфемеры высыхают, семена сохраняются, корни сохраняются, следующей весной все это вылезает соответственно и цветет. То есть в этом плане, конечно, губят (виды флоры и фауны) именно экстремальные события, и  засуха 1986 года  здорово подорвала численность; по моим вот оценкам, был сильнейший удар по  пятнистому полозу, по некоторым птицам, пострадала саксаульная сойка. Из самой обычной птицы она стала редкой, и восстановление популяции затянулась, по меньшей мере, на полтора десятка лет. Еще пример: на участке Акчакая выжили эфы только среднего размера. Почему? Потому что крупные эфы вымерли, для них корма не хватило из-за засухи, и потомства они не оставили, а мелкота — двух, трех летки — перешли на питание насекомыми, которых все таки им хватило, и мелкими ящерицами, и за счет этого они пережили эту засуху. Но дальше получилось так, что вот эти популяции как будто обнулились и пошли  от некоего общего знаменателя.  Двух-трех летние, потом они трех, четырех-летние и так до следующей засухи, которая опять их вот так кастрирует.

— В последнем выпуске Красной книги Туркменистана всего 5 видов змей, хотя в прежних выпусках их было больше. К примеру, исключили среднеазиатскую кобру, хотя она была внесена еще в самый первый выпуск 1985 года. Неужели все так стало хорошо с ползучими гадами?

— А кто, можете перечислить?

— Знаете, я по памяти сейчас точно не скажу, гюрза, восточный удавчик, кошачья иранская змея и еще две, кажется, какай то полоз.

Так, я понял. На самом деле кобре угрожало в основном уничтожением местным населением и вылов в серпентарии. Гюрзе тоже. Их подорвали довольно порядочно. Причем, численность кобры ни когда не была сильно угрожающей. Она очень пластичная змея экологически. Она может перейти питанием жабами, лягушками. Она идёт к жилью, то есть с ней проблем особо не было. Гюрзу вылавливали очень интенсивно. Буквально доставали её и возле жилья, и в горах, и численность её подорвали сильно. Сейчас что происходит. Вот эта программа озеленения гор, которую начал Ниязов и продолжает сейчас (Бердымухамедов), миллионные посадки, они создали для змей благоприятные условия. Потому что идет полив, много зелени,  и сами деревья, и нижний ярус, они растут, пошли грызуны, и гюрза стала восстанавливаться, и кобра тоже.

Так что, вполне возможно, что кобре по большому счету уже ничего не угрожает. Вообще её внесение (в Красную книгу) было, скорее всего, каким-то символическим. На самом деле, предлодения по внесению в Красную книгу не всегда бывают достаточно обоснованными.

Я тоже участвовал в составлении Красных книг, и первый вариант (Красная книга Туркменской ССР 1985 года) и следующая (издание 1999 года). Вот по первому изданию у нас была установка с Ашхабада, от начальства: все предложения по внесению в Красную книгу мы принимаем или по крайне мере внимательно рассматриваем, все предложения по добавлению —  отвергаем. Тогда список был довольно большой, разбухший. Он составлялся под влиянием академических ученых, которые приезжали из Ленинграда, Киева, Москвы, то есть «варяги». И хотя они много времени проводили, там, на местах, но все равно они так фауну не знали и не знали именно особенности взаимодействия с человеческой популяцией, угрожающие факторы они изучали плохо. У нас в основном герпетология перекошена в систематику, а именно экологическая часть изучалась слабо.

Вот тоже конкретный пример: у нас еще недавно в Красной книги России была гадюка Никольского. На кой черт её туда внесли — непонятно. Совершенно массовый вид, которому ничего не угрожает. Ну, захотелось. Кто то решил из специалистов.

— А вот каспийского тюленя только, только вот «засунули» ….. (в Красную книгу России)

Тюлень, это да, это победа. Но это сколько биться пришлось, чтоб его, наконец, туда поместили. Вот ему там место.

— Как происходит, гадюку помещают, а тюленю место не было (за последние десятилетия его численность сократилась в десятки раз)

— Да. Да более того, много лет находился там же в списке Красной книги России тонкохвостый полоз, которого туда внесли по результатам одной находки, где то там, на Дальнем Востоке. Хотя эта змея совершенно обычная для соседнего Китая,  всей этой Юго-Восточной Азии. А ей делать на Дальнем Востоке нечего. Это был или какой то случайный завоз, или кто то держал и у него убежала и её нашли. Вот такой вариант.

Сейчас засунули у нас каспийского полоза, засунули желтопузика, сарматского полоза, я имею в виду в Красную книгу России, и это зря, потому что основная работа с ними лежит в сфере воспитания населения, а чтобы население воспитывать и избавить их от страха, чтобы их просто физически перестали убивать, для этого нужно держать этих змей в живых уголках и живьем показывать людям на местах, что они не ядовитые и не опасные. И таким образом можно их восстановить. А запрет  ничего не даст, потому что  законопослушные не смогут с ними работать легально, а получить разрешение, это такой геморрой, что никто связываться не хочет. А для человека, который встретил каспийского полоза и тот на него полез кусаться (не ядовитая змея, но агрессивно защищается), он его прибьет, и ни чего ему за это не будет.  Его не остановишь никакой Красной книгой. 

— Сколько видов ядовитых змей обитает в Туркмении? Эта цифра в различных источниках варьирует. С самыми ядовитыми все понятно – кобра, гюрза, эфа. А как быть с иранской кошачьей змеей, стрелой-змеей и щитомордником? Именно из-за этих полуядовитых змей это число варьирует у каждого источника. По Вашей квалификации сколько их в итоге?

Обычно ядовитыми все-таки называют змей по отношению к человеку. Щитомордник – действительно ядовитая змея, хотя не сильно опасная, но его укус вызывает классическая отравление, без смертельных исходов, но да, это ядовитая змея. Укусы стрелы-змеи крайне редки, но когда они бывают, никаких последствий вообще нет. То же самое касается иранской кошачьей змеи.

— Насколько гюрза и эфа своим поведением опасны для человека, когда змея была случайно, ненамеренно потревожена. В частности, человек, сам того не замечая, оказался в непосредственной близостью со змеей или случайно наступил или задел. Какова вероятность жесткой ответной реакции?

Это сильно зависит от характера конкретной змеи. Но в среднем эфы достаточно кусачие. И скажем, вольного обращения, Тита тянуть к ним руки или ковырять там их, они такого не прощают. Бросок быстрый.

Я знаю несколько человек, которые пострадали от укусов эфы и гюрзы. По кобре, получить укус от нее, если ты её не ловишь, практически не возможно, а от гюрзы, от эфы попадает местному населению. В одном случае, ребенок протянул руку к эфе, и она его укусила, в другом случае, зоолог схватил за хвост змею эфу, он подумал, что эфа большая, тяжелая и он её выдернет за хвост из норы, и она не успеет развернуться и достать (его). А там оказался маленький эфенок, и он с легкостью в норе развернулся и укусил. Был случай — Роберт Данов получил укус от эфы, он стоял в высокой траве. Эфа шуршала, предупреждала, он не услышал, эфа куснула. Поднял ногу, посмотрел, поставил её и получил второй укус.

Эфа может питаться насекомыми

Я как то рассчитывал в своей научной работе  вероятность укуса от эфы, если например, ходить босиком по эфятнику, с расчетом, что наступаешь на эфу, получаешь гарантированный укус. Вероятность получения укуса в тех условиях, в  змеином очаге, где 4 змеи на гектар, получилось 1 гарантированный укус (ну 99% вероятность) за 5 тысяч лет.

Элементарная осторожность, смотреть под ноги, и Вы в безопасности. Это означает, что в отношении эфы нет никаких научных оснований для того, чтобы её истреблять.

Скотина иногда страдает, но вообще надо брать пример с алабаев. Я делал такие эксперименты, кладу значит, эфу, и алабаю показываю, вот,  смотри. А он нет, делает вид, что её не видит. Я ему, да вот, смотри же, вот она, а он нет, ни понюхать, не посмотреть. Он прекрасно понимает, что там змея, но он делает вид, что её не видит, не лезет к ней мордой.

Гюрза — мастер маскировки и затаивания

С гюрзой сложнее. Змея очень часто идет на виноградники, часто залегает в засаду на родниках и если, например человек резко наклоняется или сует руку к ней, она может воспринять это как угрозу и ударить. Но вероятность этого не 100%, и даже не 50%. Я уверен, что в большинстве случаев люди находятся в непосредственной близости от змеи, но не получают укуса, потому что она лежит и ждет, когда прилетит птичка.

— А практикуют ли эти змеи (эфа, гюрза) тупые, фальшивые укусы?

Очень много у них бывает ложных бросков, то есть не тупой укус, мордой они не бьют, как кобра. Кобра носом бьет, да. Это обычное дело для неё. Гюрза если она бьет, она бьет зубами и эфа тоже, но они могут делать броски не на дистанцию укуса. И чаще всего гюрза делает просто выпад, человек там ещё за два метра, а она вот так показала и тут же башку в нору и скрылась. С эфой примерно также.

— Что Вы посоветуете делать при укусе таких ядовитых змей, как гюрза и эфа? Какую помощь следует оказать в первую очередь? Какова вероятность, что при оказании своевременной грамотной помощи человек выживет?

Смертность от укуса эфы и гюрзы, примерно одинаковая 15-20%, без оказания помощи.

— Мне казалось, что больше…

Род эф (Echis)  вообще самый убойный во всем мире. Они чемпионы по убиению людей – десятки тысяч случаев в год. И те герпетологи или ловцы, кого кусали и гюрзы и эфы,  говорят, что укус эфы переносится гораздо тяжелее.

Первая помощь — это высасывание яда, хотя, конечно, это не гадюка, и там много не высосешь; тем не менее, хоть какую то часть яда нужно удалять, возможно, это спасет жизнь. После противорвотное под язык, потому что укус ядовитых змей уже через полчаса-час вызывают тошноту и рвоту. Это организм так пытается избавиться от яда, безуспешно, естественно. После этого, безусловно, в больничку, никаких надежд, что само пройдет, тут нет. Любым транспортом, как можно быстрее. И особое внимание: никаких жгутов, перевязок, ничего. От укуса эфы не большой оттек, а от гюрзы довольно сильные бывают, тромбы, кровь сворачивается, и вероятность потери конечности достаточно высокая. Из-за этого не дай бог там жгут или повязка. В больничке, там уже сыворотка, гепарин по гюрзе работает, может быть, поддерживающие переливания крови, потому что своя кровь, теряется, конечно, очень сильно.

— Вы рассказывали, что Вас гадюка кусала 8 раз. Случалось, что кусала эфа или гюрза?

Эфа меня тоже кусала, один раз, мне этого хватило. Больше не хочу. Гюрза меня не кусала.

— При укусе  эфы как у Вас протекало, какие были последствия?

Укус был у меня дома, это я нарвался, ткнул бешенного такого самца в бок, потому что не мог задвинуть стекло. И он вцепился мне двумя зубами в палец, выдернулся. Я тут же начал отсасывать яд. Но получилось как. Мне часто говорят, что высасывание не эффективно. Я им говорю вот (показывает средний палец). Вот тут ногтя нет, а тут вот левый зуб пришелся сюда в мякоть. Здесь (где мякоть) нет даже шрама, потому что мне удалось очень быстро отсюда высосать большую часть яда. А второй зуб попал в основание ногтя, я это не заметил сразу. И когда увидел, оказалось, что яд уже пробросило под ноготь, то есть с одного зуба я получил полную дозу. И в результате ногтя нет. Вот разница.

— По Вашему мнению, как специалиста с 40-летним стажем, прожившего и проработавшего почти всю жизнь с различными ядовитыми животными. Насколько пропорционален наш страх перед змеями реальной ситуации? Многие ведь просто панически боятся и уничтожают змею, даже в случаях, когда она не представляет никакой угрозы.

Глупый и не пропорциональный страх — это по отношению к неядовитым змеям. И поэтому первое, что надо делать просветителям, кто этим занимается, людей просто обучать. В каждой местности есть свой набор змей, он не такой уж и большой. В средней полосе России это вообще три вида змей всего, их выучить и запомнить, как они выглядят, довольно легко. И страх перед неядовитыми змеями —  глупый и никоим образом не оправдывает их убийство.

Страх перед ядовитыми змеями, он имеет основания, но надо понимать, что у змей нет никаких планов по истреблению человечества. Та же гадюка наша российская, длина броска у неё максимум 25 сантиметров. Это значит, что стоя в метре от этой змеи, вы в полной безопасности. Она не будет вас атаковать. И не нужно сломя голову бежать от неё или там долбить её чем то.

— Насколько  актуальна проблема браконьерства в заповедниках Туркменистана? Мне доводилось общаться с жителями горных сел Нохур и Караул. По их словам, все оружие они давно попрятали, так как его отбирают и грозят уголовными сроками, к тому же вообще невозможно достать к нему патроны. У меня сложилось впечатление, что основными браконьерами в последние 10-20 лет стали силовики и те, кто имеет с ними на прямую связь. Так ли это?

Ну, силовики всегда там браконьерили, и когда-то их ловили. В Бадхызе силовиков очень даже неплохо ловил Юрий Константинович Горелов, человек-легенда, царство ему небесное. И там были бригады инспекторов, и партийных работников ловили и милиционеров ловили, прокуроров. Ну, а так, у кого оружие есть, они браконьерить будут. Но дело в том, что у правоохранителей все-таки ограниченные возможности по выезду на эти охоты. Их загружают по самые нехочу, у них очень серьезная ответственность. Вот, например, «комитетчики», которых мне приходилось наблюдать, у них если и получались какие то поездки на природу, то они бывали эпизодическими, потому что на них давит служба, и многие просто преждевременно умирают от инфаркта. Настолько сильное,  стрессовое давление от начальства сверху. Довольно в молодом возрасте, в 50 лет умирают нередко.

Настоящую серьезную угрозу, не знаю, как сейчас, но при Ниязове это были шейхи. Это арабские шейхи, которые приезжали за соколами, они приезжали охотиться со своими соколами на исчезающую птицу дрофу-красотку, (тогдары туркменское название). Если не было дрофы, то он просто на своих этих джипах ездили  по пустыне поперек и вдоль. И после них оставалось такая клетка, как шахматная доска, изъезженная вдоль и поперек, на которой даже зайцев не оставалось. Они выбивали все подчистую. Я видел такие участки в Красноводской области, кое-где в Заунгузских Каракумах. Это просто саранча, это ужас, что творилось.

— Как часто были такие визиты? Это был такой массовый «туризм», если так можно назвать, либо это редкие, но меткие наезды?

Они заезжали большими группами. В обслугу им давали  силовиков, при чем в два кольца, поближе какие ни будь «комитетчики», и было внешнее кольцо из солдатиков или из милиции. И на обслуживании, на побегушках, и как проводниками были работники природоохранных ведомств, Министерства охраны природы. И самый большой вред был от всех этих визитов даже не то, что они там перебили что то, а то, что они эту природоохранную службу превратили в свою обслугу, что они приучили их, прикормили. И гораздо выгоднее получалось работать не за зарплату и престиж, а за то, что там немножко побегал, чаем попоил, показал, где чего —  и тебе бах, подарили там мотоцикл, например, или там 1000$ и еще какие то  подарки.

Это просто была катастрофа. Статистики, конечно, нет, её никто не вел,  видел только своими глазами последствия. Мне рассказывали, кто были свидетелями таких  охот. И понятно, что все это было окружено секретностью, охраной, утечек было мало и можно было видеть только последствия. Приезжаешь, а там ничего.

Где они выбивали, второй раз на это место они уже не поедут. А восстановление затягивается на десятки лет. То есть они прошлись по Туркменистану очень даже мощно.

Читайте далее: «Мы работали в основном на экспорт». Беседа с экологом Андреем Затокой. Часть 2